М А С К А Чтоб не смотреть на мир с опаской Закрой лицо любимой маской Чтоб не увидеть в свете Солнца
Как зло под маскою смеётся
Судьбу, окрасив чёрной краской Закрой лицо любимой маской И водопады горьких слёз Как лепестки опавших роз К моим осыпятся ногам
Ложась росою по лугам
А если вдруг ты снимешь маску И смоешь равнодушия краску Увидишь – мир этот жесток
Здесь каждый в жизни одинок
Но, чтоб не чувствовать стыда Снимать не нужно никогда И чтобы жизнь осталась сказкой
Закрой лицо любимой маской
Примерно так и живем … А теперь о главном
Никакое железо не может войти в человеческое сердце леденяще, как точка, поставленная вовремя
Она читала книгу, вернее тупо смотрел в страницу, но думала о нем, все мысли принадлежали ему, исчезнувшей только вчера любви. Чёрные буквы, вливаясь в слова, извилистым течением плыли перед его глазами, но не могли доплыть, отталкиваясь от ее восприятия, как от крутого берега. «ДЕНЬ БЕЗ НЕГО» продолжался. Убийственный день. Закончится ли он сегодня? Ей вдруг захотелось быть глупой и ни о чём не думать. Потому и решила напиться. Люди делятся на тех, кто умеет пить и тех, кто не умеет, но пьёт. Она был именно такой. После нескольких стопок коньяка, закусанных чем попало, Она предвкушала, когда же накатит опьяняющий дурман и отодвинет от нее клубок переплетённых мыслей. Очертания предметов становились всё мутнее и мутнее, но в мозгу по-прежнему сидел болотный червь, продолжавший разъедать с присущим ему зубастым равнодушием. Забытый Вакх в пустом стакане. Телефон молчал, MSN тоже. Надменное равнодушие зевало за окном. Вечер сутулится циклопными фонарями, а желтушный месяц поднялся на самый верх купола неба и с лисьей злобой смотрел оттуда прищуренным, обрезанным глазом.
Эти 10 дней для нее были запечатлены как яркими вспышками северных сияний и пролетевших комет, так и полным отключением света. Как сейчас, когда Он сказал ей Правду. А сейчас молчаливое «бегство» накануне судного дня … Вчера Он улетел… И очень хочется поговорить с ним сейчас…Так, напоследок…
Мы все — душа, что заперта под плоть Мы все – ничто, лишь только прах прощенья Кричать во тьму опять не надо, хоть
Так проще верить в грусть и укрощенье
Так проще жить. Не жить, а, в общем, так Быть пешкой в шахматных фигурах Быть тишиной, что превратилась в мрак
Быть только мусором, хранимым в урнах
Утеряна вся радужность мечты Наш путь, пронзая плоть, огнём давно помечен В мир прежних слов уж сожжены мосты
Прощанья путь с рождения отмечен
В развитии отношении, как и в гонке вооружений – одностороннее разоружение ни к чему хорошему не приведёт. Ты сказал все, а я многое так и не договорила…не смогла..
Сон ворочается с боку на бок: на улице такое жаркое лето, а в душе… зима, зима. Снег мягок и невесом – мыльными пузырями повис на деревьях, заборах, крышах домов: белыми седыми бровями вырос на подоконниках в моем сне. Иду по белой целине выпавшего снега. От каждого шага остаётся след, который тут же заметается ленивыми пушистыми снежинками. Вот так бы и в жизни, после каждого грязного следа, рана затягивалась также быстро, как от этого снежного отбеливателя. Дождусь, всё будет…а пока.
Мечта, которую люблю Мне кажется ещё милее Ведь отдаляясь в тишину
Ты привлекал меня сильнее
Прозрачность тающих медуз Подобна меркнущей картине Влюблённость муз и брачных уз
На размагниченной витрине…
…На Землю сумерки легли на небе звёзды коченели Вся жизнь похожа на одну
Чужую ночь в чужой постели
Года захлопнулись за мной — Любовников ушедших двери Наедине сама с собой
Я ни во что уже не верю
Пиццикато исполняю для тебя кантилены.
Я отдала одну клятву тебе, другую унесла с собой. Когда ты вернулся, мы сверили нашу верность. Я положила это обещание под язык и за время твоего отсутствия, оно имело кислый вкус, иногда приторно-сладкий. Не раз оно пыталось выскочить изо рта, но я стискивала зубы в кровь, да так что , после того, как оно перебесится, выходил стальной привкус. Это был металлический выдох воли, привкус искуса, сдержанного обещания… Два с половиной месяца… Ты вернулся, но сравнивать было не с чем… ты оказался женат. Сплошная ложь…Впрочем я всегда об этом догадывалась.
Казнили любовь гильотиной неправды В душе одиночество стынет, как лёд На сердце обида, тоска и отчаяние
И счастье моё мне никто не вернёт
Я злой архитектор стены отчужденья Что Солнца не видно среди бела дня Любовь моя также сильна, как и прежде
Твоя же любовь это только слова
Неправда твоя нас с тобой разлучила Я львом кровожадным растерзанный раб А боль, что в душе моей – неизлечима
И в каждом бокале моем смертный яд
Где радость теперь не пойму, а где горе И где была сказка, и что стала быль Слова твои – мокрый песок со дна моря
Лишь высохнет, всё разлетится, как пыль
Но время накроет всё смертным саваном Другой о любви твои шепчут уста Печаль твоя – слёзы под маской обмана
А чувства лишь дьявол в обличье Христа
Звезда золотым пером сверкает в чернильнице неба, а душа скрипит, как сотни ножей вонзившихся в пенопласт. Перед глазами, расплавленными бессонными ночами проплывали заверения о том, что ОН КОНЕЧНО ЖЕ БУДЕТ ТОЛЬКО СО МНОЙ, ОФИЦИАЛЬНО ОФОРМИТ РАЗВОД, РАССКАЖЕТ ПРАВДУ РОДИТЕЛЯМ… – проплывали и захлёбывались в чёрном океане безбрежного неба. Коньяк заполнил опустевший стакан. «Что происходит у тебя в душе? Ты, кроме себя, ещё думаешь о ком-то?» — перед глазами, расплавленными армянскими градусами проплывали его тирады о любви, о ревности, ненависти, необходимости быть вместе. Она всё это уже слышала где-то когда-то и не раз.. Эх, ты не первый лжец в моей жизни..
Взгляд в темень испытывает твёрдость, дикий зверь воспоминаний рвёт на части. «Я приеду в следующий раз навсегда, мы будем вместе, я хочу жениться на тебе следующим летом…» Фу, какой абсурд…Он ждал слез, а она смеялась, дико безудержно хохотала, странная реакция и не менее странная картина. Рыдающий взрослый мужик и хохочущая взахлеб девушка…«Какая Россия? Тебе, вообще, хоть что – нибудь нужно? Живёшь в тисках собственной не-свободы. А свободу надо кушать с порохом, обильно поливая кровью». Да и любовь нельзя пить маленькими глотками, нельзя придерживать коней. Пусть они несутся возницей на ристалищах. Я же с этой поры обвиваю их удушливыми ремнями равнодушия, и рву губы удилами в кровь.
Я придумала себе наш островок счастья, этакая чунга-чанга. Райский уголок для нас двоих. Ему не суждено было сбыться. И я сейчас рву все. Я удаляю все свои аккаунты. Топлю, так и не ставший, обитаемым остров…….я ухожу в сумрак. Я всё отправила на дно. Сижу «на дне» пьесы Горького. Пью горькую и в завтра пойду на работу на ул. Горького. Очищаюсь через грязь.
НЕПРИДУМАННЫЙ ГОРОД
Искать судьбу не там – не смертный грех Вот не искать– грешно грешно не с той Грешно вселять мечты для тех Кто верит вам и любит
вот грешно!!!
Растревоженным клином бетонных ладоней Пожимает мне руку с натугой укора Измождённый дыханьем предсмертных агоний
Непридуманный город
Канитель колыбелей, забота тревоги В пряном сумраке ночи, в нелепице песни В каждом звуке смешном и растерянно строгом
Ты в Измире один не умрешь, не воскреснешь…
В самом сердце бетонном, заросшем домами Без надежды на славу, без трепета взора Жизнь – иллюзия сна, но сияет огнями
Непридуманный город
Там, где человек вращается, в каком кругу тусуется, там и находит своего единственного (ую), неповторимого (ую). Люди прошлых времён (особливо из сёл) живя в ограниченном пространстве с ограниченными людьми (и в количестве и в качестве) любили ничуть не меньше, чем люди, изъездившие весь мир. У человека есть потребность любить, и он находит объект желания. Не кажется ли странным, что я курянка, должна встретить половинку именно в Курске? А может моя судьба на Сахалине? В Париже? В Измире? А может осталась в Древней Греции? Кто знает? И не нужно тешить себя иллюзией, что этот человек – судьбинушка, кровинушка. – их миллионы. Раскройте глаза и вы откроете рот… Детский калейдоскоп, – каков бы ни был хорош узор, мы разрушаем эту стеклянную мозаику в поисках лучшего рисунка. Вновь и вновь стеклянные хрусталики приобретают разный орнамент. Есть ли смысл останавливаться? И всё-таки, ты для меня далёкая сцена, освещённая софитами. Яркая и недосягаемая. Но рампы взорваны – …кулисы.
Театр
Не доигран финал недописанной пьесы Десять дней репетиций остались пусты Я исполнила роли влюблённой принцессы
Роль влюблённого принца сыграл в пьесе ты
Мы отлично справлялись с поставленной ролью Нас в конце постановки звал зритель на «бис» Да и мы не играли, а жили любовью
То, взлетая в полёте, то, падая вниз
Для меня дни в театре важнейшеми были Ненавистен был даже малейший антракт И порою казалось мы оба любили-
Оказалось, всего лишь актёрский талант
За кулисами вовсе не так, как на сцене Вот и занавес спущен, и выключен свет Ты в последние акты сознался в измене
И труды режиссёра свелись все «на нет»
Хвостом запятой ты сбежал из театра Рампы свет разлетелся, как белый янтарь Отказавшись в дальнейшем от всяких контрактов
Я сменила любовь на холодный алтарь
Но и новая роль, она тоже не вечна Не дописана пьеса, но в ней есть мораль: Любовь у актрисы всегда скоротечна
А уставших актёров так искренне жаль….
Я знаю — когда встречаются двое людей, то каждый таит у себя невидимый, хорошо запертый чемодан. В этом чемодане – тени прошлого, и не дай Бог их потревожить: они начнут вмешиваться во всё, сравнивать, говорить только в сослагательном наклонении, – а вот если бы… то тогда бы… Все мелкие обиды сливаются в лавину, которая способна смести всё на своём пути. Время не залечивает раны, оно нанизывает на прошлое всё новые события, которые образуют непроницаемый панцирь, откуда уже не поступают сигналы
Я обожаю тебя восторгами твоей красоты?
Ночь скривилась в рекламных огнях неона. На далекой улице улице, облюбованной бабушками и кошками, в доме у друзей, яркими языками пламени пылает окошко. Свет извивается красными змеями, торжествующим прожектором взрезывает он тишину летней ночи и трепещет, плачущий дождем. От мира нас отделяли легкие занавески. Мы пребывали в приглушённом пространстве одиночества. И это одиночество было самым громким для нас. Оно отбивалось в висках ритмичными звуками тамтамов. Мысли, то набивались в голове, как железные стружки, то висели газетой, подхваченной воздушным потоком среди новостроек, а то сбивались в кучу, как напуганные овцы в стаде. Вокруг нас горели свечи – ожившие лампы романтиков. На столе чихала догорающая свеча, то воспламеняясь из последних сил, то затухая, прижимаясь к восковой жиже. Неумолимая ночь. Неумолимая, как и мы. И по обоям плыл еле слышный Вивальди – разноцветная могила моей успокаивающейся души. Души, танцующей в темноте.Я была в своем шелковом халатике… Ты обнимал мои тонкие руки, похожие на стебельки кувшинок, прятавшиеся под водой. А я в ответ обвивавала тебя голубыми ремнями пленительных глаз. Сердце рвётся на свободу из рёберных решёток тюрьмы тела. Мы оба лишь ЖЕЛАНИЕ …Нам необходимо наброситься друг на друга, как Матросов на амбразуру. И чтобы я не отпускала тебя из своего пахучегрудого рая, и чтобы ты обнял меня своими сильными руками…
Ты обнимаешь меня и, разбрасывая притяжение, улыбаешься вечерними глазами…
В глазах размеренной тоской кружится вальс. Музыка погружает в мечты. Литература развивает воображение. И только порноиндустрия – единственная форма в искусстве, предлагающая реальные образы, которые мы можем вспомнить в узловые моменты интимной близости.
Нужна ли тебе новая встреча, о которой ты так просишь? Нужна ли мне новая встреча? Наши чувства можно охарактеризовать, как Три «КАК»: Любовь, КАК отчаяние. Ревность, КАК недоступность. Секс, КАК необходимость.
Впрочем секс мне больше не нужен
Я Я — Солнца свет, я — мрак ночи Я — скатерть праздничных столов Я — воск расплавленной свечи
Я — меч отрубленных голов
Я — ливень золотых монет Я — зонт, раскрытый над тобой Я — боль прославленных побед
Я — пепел, залитый водой
Я — блеск языческих костров Я — звонкий колокол для спящих Я — тишина ненужных слов
Я — встречный ветер для парящих
А теперь ПО СТАРОЙ ДОБРОЙ ТРАДИЦИИ — СКАЗОЧКУ. А УЖ, ПОСКОЛЬКУ я сама так хочу – САМ БОГ ВЕЛЕЛ… ШАРЛЬ ПЕРРО ВЕЛЕЛ.
СКАЗКА: (если я зажигаю для тебя звезду, то кому-нибудь, кроме меня это надо?)
Далеко-далеко на небе жила маленькая звёздочка. Жила она в одной семье (плеяде) со своими старшими сёстрами. Они были большие и яркие, а маленькая звёздочка совсем не росла. За её сестричками с Земли в стеклянные телескопы наблюдали седые звездочёты в красивых мантиях. У каждой из сестричек было своё имя, и они страшно задавались. И только у маленькой звёздочки не было имени, потому что она была такая маленькая, что её совсем не было видно. Её не замечали даже самые большие телескопы. У одного восточного звездочёта рос маленький внучок. И когда мудрый дедушка-турок уходил на собрание таких же мудрых астрономов, мальчик, подставлял табуретку и протирал стёкла телескопа. Потом разворачивал этот старенький телескоп, и смотрел на ту самую, маленькую звёздочку, которая не была помечена в толстой дедушкиной тетради. А большие сёстры продолжали воображать, увидев, что на них направлен телескоп. Но мальчик, не обращал внимания ни на кого, кроме этой одной маленькой звёздочки. Шло время, но не проходило и дня, чтобы они не виделись. Лишь однажды, когда дедушка заболел и не вышел из дома, мальчик не подошёл к зачехлённому телескопу. А звёздочка на небе очень загрустила и, кажется, стала ещё меньше. Но, когда на следующий день, она увидела знакомый телескоп, то засветилась ещё ярче, заиграла разными красками. Это их знакомство за миллионы километров продолжалось довольно долго, так что они уже не могли друг без друга. Но время шло, мальчик вырос, а с ним и его любимая звёздочка. И когда он стал космонавтом, то в первом же полёте, он направил свою ракету к своей любимой ЗВЕЗДЕ. Учёные дяденьки, следящие за полётом, потеряли ракету из вида, и подумали, что произошла поломка.
Ракета больше не выходила на связь, но в этот вечер все звездочёты мира обнаружили в небе новую звезду. Она была очень яркая, и от неё исходил необычайно тёплый свет.
———————————————————————————————————
И совсем уж ненужный постскриптум
P.S. И когда космонавт прилетел к своей Звёздочке на Звёздную…нет, ворвался на Орловскую скакунской рысью…. Ноги в грунт, лучи в шпагат, губы зубами в кровь…
»