Сидя в самолете и глядя на уменьшающиеся в иллюминаторе машины и дома, подсвеченные заходящим солнцем, хорошо думать о чем-нибудь легкомысленном. Ручка задумчиво рисует в блокноте профиль: чуть вздернутый нос, тяжелый подбородок, добавляет копну встрепанных волос. Почему с первого взгляда он показался мне некрасивым? И почему сейчас, стоит закрыть глаза, я почти физически ощущаю его прикосновения?
Он большой, неуклюжий и стеснительный. Рядом с ним я боюсь за судьбу стеклянных столиков и фарфоровых кофейных чашек. А за себя – не боюсь. Я боюсь совсем другого – сделать что-то несовместимое с его принципами, разочаровать, не полностью себя открыть. Тихонько целую закрытые глаза: милый, милый, я не хочу тебя обманывать, хочу узнать тебя и открыться тебе, но на это нужно время.
А где взять время? Он работал, и работал много. Иногда говорил – извини, не приду, и приходил, не сдержав свое обещание. Иногда уходил на работу, толком не успев поспать. Иногда говорил, что так работать больше не может. Иногда говорил о будущем и грустил. И мы ждали, ждали его выходных, как будто за этот день вместе случится чудо, мы наконец откроемся друг другу полностью, станем «ближе чем кожа», как будто случится что-то очень важное…
Последние три дня мы провели вместе. Но получились они какими-то скомканными. Мне привалило работы, он ходил общаться с друзьями, потом вместе выбирали какие-то подарки родне, развлекались с ребенком на аттракционах, водили мою маму в ресторан. Провожать его в аэропорт не поехала. Расставаясь, обнялись, помолчали немножко – и все. Как будто не дальше соседнего магазина ушел. Потом так же скомканно три дня общались по веб-камере: все время у него на заднем плане были разнообразные друзья и родственники, он их звал со мной знакомиться, все стеснялись, смеялись, и опять что-то важное было безнадежно упущено. А теперь я лечу работать на другой конец света.
Да, мы действительно не все сказали друг другу! Нельзя так, нужно было эти последние трое суток не валять дурака, не тратить время попусту, а узнавать, запоминать, пить друг друга до последней капли. Подобные мысли посещали меня, когда умирали близкие люди. Но этот-то – живой, а значит – ничего непоправимого не случилось, он просто далеко! И вот я мчусь по узкому коридору самолета, размахивая неизвестно откуда взявшимся пистолетом. Неуклюже хватаю стюардессу, как видела в фильмах: «Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершит посадку в Стамбуле!» Некоторые пассажиры, похоже, даже рады…
…От резкого толчка я просыпаюсь. Шасси самолета отсчитывает неровности взлетно-посадочной полосы пока незнакомого сибирского города.
»