Вокзал для двоих, (не считая новобранца
и собаки-прапорщика)
Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви….
Утопая в сырости вечера В одиночестве праведной лжи Мне так просто рукою доверчивой
Рисовать на асфальте жизнь
Рисовать, как пламя неистово Как дыханье танцует вальс Рисовать белым мелом ли, кистью ли
Рисовать и не видеть вас
Вас, что после будут разгадывать Мои мысли в орнаменте слов Будут плакать, печалиться, радовать
Будут верить в моё ремесло
Иль не верить. Как вам захочется… И в себя изнутри заглянув, Прочитать там моё одиночество
И немую узреть вину
Мне так хочется в трепете вечера Не поверить надменной лжи И своею рукою доверчивой
Начертать на асфальте жизнь
Но в вокзальных, дождливых сумерках Поезда, стон-перрон, круговерть В суматохе проблем что-то умерло
Той рукой предначертана смерть
Это конечно не совсем письмо, вернее письмо-повесть, выдумка. Просто хочу занять свое время на вечер. Все совпадения, места, имена случайны, ни одно животное не пострадало. (кроме одной суки, Суки-Любви)
(11 июля 23часа 50мин)
Есть общение двух людей, как журчание кристально чистой воды родника. А есть и непроходимые топи болот. Вязнешь всё глубже и глубже… Отвернись от ненужного – выбери свой источник и не обращай внимания на застой – кулики то же должны что-то хвалить. Каждый из нас живёт в своей воде, где каждая капля – мысль. Чем чище будут наши мысли, тем чище водоём. Не путайте родник с болотом, не мешайте чернильное пятно с кровью человечества. Из одного источника не может одновременно течь и чистая и грязная вода.
Июльский денек, как и всякая любовь, подходил к концу. Ночное небо было полностью обрызгано звёздами, народившийся месяц театральной бутафорией лежал на единственном облачке в небе. Железнодорожный вокзал в опустившейся ночи напоминал средневековый замок с его загадочной мощью. Паровозы, уставшими червями лежали в депо, выпустив пар. В привокзальной кафешке, за четвёртой платформой шестого пути железнодорожной станции «Курск – Товарная», облокотившись на стойку бара, сидела молодая женщина. На стойке перед ней стоял ноутбук, бокал и початая бутылка ее любимого красного сухого вина «Инкерман». К одной из фотографий молодого мужчины она присоединила флэшку с электронным письмом. Противоречивый кризис совести и сознания привёл ее сегодня сюда. Сейчас она был одинока. Как утопающий месяц в небе, как этот месяц в календаре. Нет ничего хуже одиночества. Неразделённое одиночество хуже неразделённой любви. Она так долго пыталась справиться с этим. Часы по-китайски пропищали полночь. Начинался понедельник 12 июля. Понедельик, как день очищения. Сегодня она пришла сюда, чтобы очиститься. Некоторое время она сидела неподвижно. Бармен, пожирая глазами ее голые колени, нервно тер стакан – она не обращала внимания, ведь чёрт, сидящий на голове, будоражил и поднимал буйным ветром мысли, которые не давали ей уснуть и погнали в ночь, прочь из дома. Надо изменить кровообращение. Она достал из пачки сигарету (хотя в последнее время совсем не курила-но сегодня можно), скомкала слюду-фольгу и отправила их урну. Те,в свою очередь, отрикошетив, по-баскетбольному опустились в цель. Несколько раз чиркнув, она потрусила непослушной зажигалкой и, наконец-то, прикурила. Надменность шаркала за витражами кафе по перрону. Когда ни на что не надеешься – проще и легче жить. А она надеялась. Каждый день, каждый час. Каждую минуту смотрела на дисплей телефона в надежде, что вдруг прослушала сигнал входящей смс. Но это уже в прошлом. Сейчас было тяжело. Ее сердце билось реже, но такими мощными толчками, после каждого удара накрывая мысли, как морская вода прибрежные камни, и увлекая их за собой в какую-то неведомую глубь. Необычная тишина даже мешала ей сосредоточиться. Вглядываясь через стекло в алмазные россыпи звёзд, чувствуя себя песчинкой в этом бренном мире, она невольно подумала, а что там дальше? За звёздами. Если жизнь после одиночества? Ведь Природа не может делать ничего «просто так», это противоречило бы эволюции. Ведь создала же Его на Земле. И она сама прикоснулся к нему, как к чуду… Она вспомнила, что когда-то во время учёбы она выдвинула такую версию, которая ввергла в шок ее преподавателя по философии: «Если представить себе, что все зародыши беременных женщин общаются между собой на каком-то, непонятном для нас уровне, то в утробе у них происходит своя жизнь. За свой «век» (примерно 9 мес.) у них есть и свои переношенные долгожители, и только что родившиеся (зачатые), есть и смерти и убийства (аборт). Вот и получается, что ИХ смерть, это рождение у нас, потеря близкого человека для них — это радость появления на свет для нас. «Загробный» потусторонний мир для них — это наша повседневная жизнь. Не значит ли, что и наш мир, наше общение на нашем уровне, это тоже, своего рода, общение зародышей беременных Галактик. Всё дело в размере и сроке, но пространство и время, самые что ни на есть относительные понятия».
Внезапный порыв ветра, ворвавшийся из приоткрытой двери, вернул ее в реальность. Деревья за окном заговорили проснувшимися листочками, сгорбленные фонари стали слегка покачиваться. В их одноглазых лучах стал виден моросящий дождь. Темнота ползла мрачным катафалком. По-прежнему, неумолимо чернела ночь и наотмашь резала саблями дождя. Никотиновые ногти царапают кровавые внутренности засыпающего города. Ветер на время поутих. Под монотонный и успокоительный аккомпанемент дождя мягкими ударами капелек массажная толчея в мозгу очищала и омывала пульсацию мысли. И опять порывистый ветер меняет темп, и ты ухватываешь последнюю мысль, такую же мелкую, как капелька дождя и ничего незначащую, как Вселенная. Она шуршит в голове, скребётся, шепчет… а, где-то скрипят тормоза, как тоскующий по суке щенок.
(12 июля 00 часов 40мин)
Б А С Н Я : Стареющий дирижёр от симфонии раскатистого дуба скатился до художественной самодеятельности, и усердно размахивая палочкой, свалился в оркестровую яму. А, оркестр, исполняя его талантливые мелодии, сделал вид, что ничего не произошло и продолжал играть. Дирижёр вынул из фрака надуманной славы лавровый венок, который прирос к черепу, под которым суетятся мыслишки, копошатся, как кучка червей в пыли, выброшенных у обочины дороги. МОРАЛЬ : выбрось дирижёрскую палочку, она не умеет играть… Выбрось карандаш, если не умеешь писать. Выбрось сердце, если не умеешь любить Выбрось всё ненужное, освободись
Выбрось хлам…выбрось…выбрось
За столиком напротив сидела другая девушка с включенным ноутбуком на коленях. Вот уже несколько лет, чтобы очиститься от своих ненужных, засоряющих мыслей она приходила в это занюханое кафе. Какая – то неведомая сила тянула ее. Вокзал был для нее местом разлуки, потери, прощания и прощения. Она и не думала, что сегодня он станет для нее местом встречи. Встречи с самой собой… …Девушка из-за стойки бара лениво сползла с высокого стула и собиралась было направиться к выходу, но вдруг увидела одиноко сидящую даму. Внезапно она почувствовала, что хочет попрощаться с ней. С той, кого она видит первый и последний раз. Она вернулась, взяла бокал и бутылку, подошла к столику и встала перед ней, преломив своим телом мутное мерцание лампы.
– Подруга, выпей со мной глоток вина. Последний глоток – попросила она, тронув девушку за плечо и протягивая ей бокал. У меня вчера был день рождения. Я хочу, чтобы хоть кто-то знал об этом.
— Не самое лучшее место для празднования – девушка показала рукой на свободный стул, приглашая сесть. И неужели так- таки об этом никто не знает?
— Знают многие, а вот вспомнят вряд ли.
Девушка за столиком вскинула правую руку и посмотрел на часы:
— Не удивляйся, вы, рождённые к середине месяца, все бракованные, — с мещанской, дружелюбной пошлостью продолжила она — Рождение, как и начало отношений в середине месяца, обречены на провал. Поверь мне, если захочешь прочных отношений, то заводи в первые дни месяца, либо в конце.Середина ни туда, ни сюда.. И вскоре взаимность перейдёт во взаимные упрёки
– Всё рано или поздно обречено. Не понимаю твоей философии. Даже любопытно, а когда родилась ты? – вино рубиновой струей плеснулось в бокалы.
— Я в понедельник – не меняя заданного тона разговора ответила та.
Все хорошие дела начинаются с понедельника. Бросают плохие привычки: курить, пить. И начинаются другие дела, великие и не очень, тоже с понедельника. К примеру, заняться спортом. Завтра побегу, завтра займусь спортом. Нет с понедельника… Ну, говорю тебе, все хорошие дела начинаются с понедельника. Одна война в воскресение началась.
— Когда-то и для меня понедельник был лучшим днём. Когда-то и я в понедельник рождалась. Рождалась заново – именинница не стала оспаривать странную логику новой знакомой. Было видно, что для нее это было что-то личное. — Да, я рождалась каждый понедельник. Только тогда у меня начиналась жизнь. У меня было много рождений.
Много жизней, как у кошки.
— Все люди рождаются одинаково, умирает только каждый по-своему – пророчески окинув взглядом, протянула руку имениннице – Стерва! Зови меня просто, Стерва. Вообще-то, я не такая уж и дрянь, но так будет удобней. А как мне тебя величать, подруга?
— Когда – то меня звали Любожизнь
— Ну вот уж не думала, что в нашем захолустье отыщется даже дева болгарских кровей…
— Нет. Великоновгородское язычество. Оттуда ветры дуют
— Да будь ты хоть мулаткой преклонных лет… Даже еврей, который выпивает стакан водки, автоматически становится русским, хотя бы на то время, пока стакан находится внутри него — Стерва поняла, что побыть в одиночестве уже не удастся. Но, будучи любительницей словесности, ей стала интересна эта девушка с грустными глазами. Она побарабанила остро отточенными ноготками о гладкую поверхность столика. — Поделишься воспоминаниями о своих прошлых жизнях? Можешь начать с первой. Только давай договоримся, я буду звать тебя покороче — Вита. Любожизнь, как-то длинновато и непривычно, к тому же на любительницу жизни ты не похожа, оставим просто жизнь, что на латыни Вита и есть.
Ну, начинай. Если речь пойдёт о любви, обещаю, что не буду смеяться.
— Тем лучше. Значит, будем пить без хохота. Чехарда переплетённых чувств. Закон сохранения энергии — Я сегодня утром шла к стоматологу с дыркой в зубе и запломбированной бутылкой вина в сумочке…А сейчас сижу с запломбированным зубом и початой бутылкой того же вина. А если энергию хранит один человек, то все законы теряют силу.
У меня была энергия любви. Но это было в другой жизни. Самой ранней из всех. Прошла целая Вечность прежде, чем появился Он. Человек силён равнодушием, а любовь ранима. Я загораживалась от любви железобетонными плитами, но она прокралась ко мне в зримой реальности, в личностном ощущении, эта встреча…И мы романтично заблудились. Для меня даже интернет-общение с ним всегда было лучше телесных отношений со всеми мужчинами из моей «средневековой жизни», что уж говорить обо всем остальном с ним….
-Физическая близость…- произнесла Стерва, и, сделав глоток, устроилась поудобней на стуле, как в кресле кабинета – Физика, физика… Все мужчины любят физику. Хотя и не все такие страстные как Алик Энштейн. Вкурила? Как говорил Великий Хаммурапи, тоже, между прочим, большой любитель Законов: «Каким высоким идеалам пришёл пиздец под одеялом»… или не он говорил…но это сейчас неважно…продолжай
— Важно то, что даже одиночество с Ним было выше, чище и лучше любых моих отношений. Мне хотелось уснуть и видеть во сне исполнение моих желаний, которые выше мечты. Но мне не хотелось спать, чтобы быть с мечтой. Я боялась все испортить, испачкать грязью своего цинизма. А сейчас… Глупость молчания. Гордость. Отчаяние…
— Вот уж поистине, ночь запутает такие узлы, что никакие светлые дни не развяжут. Я уже и забыла, как живут влюблённые, то бишь, несчастные люди. Вот и ты, Любожизнь, не сильно похожа на жизнелюба.
— Поверь, было именно так. Я – всегда веселилась и была душа компании. Когда человек влюбляется, он начинает любить весь мир. Он начинает любить ЖИЗНЬ, как никогда. Но, также и цинизм любимого человека, ударом молнии превращает мир в сырое подземелье псевдожизни. Молния. Молния. Раскаты грома. Видимость меня искрит током и трещит по швам. Оглушающий треск у меня в ушах. Оглушающая боль. Я снова живу обманом. Только видимость меня. Он, находящийся в поле моего зрения, закрыт изнутри на все немыслимые коды. Запаролен, опоясан, окутан… — она, наконец-то, расслабилась, и говорила уже не глядя на собеседницу, как делают это те, которым нужно высказаться. И неважно кому. Она говорила это, прежде всего — СЕБЕ. Влюблённость – количество мыслей о человеке. А я только о НЕМ и думаю. Нет никого. Есть только Он. А вокруг пустота. Разрывающий вакуум. И мысли, мысли. Мои взорванные мысли. Это не Весна, переходящая в Лето, это, какое то календарное недоразумение. Но оно заставляет меняться. Вырезать ощущение реальности.
Этот город. Этот вокзал. И у того и у другого, внезапно пришедшая ночь украла все краски… Они теперь удивительно черные. И лишь свет из окошек проезжающих поездов поразительно режет мир на кусочки. И нужно найти тот, в котором твое место. Ты же «заботливым» враньем нашел это место … Ты забираешь у меня всё. И внезапно говоришь правду. говоришь и говоришь, спустя так много времени. Что конечно быть вместе.. что ты любишь…Но…Нужно время…и медленно отдаляешься от меня…. Стой, не уходи, я буду стрелять… в себя… много раз… щелчок – осечка. Спасусь коньяками. Друзьями. Кайфом и отходами. И вновь разбавлять вино с пивной пеной нежности. Дышать всё глубже и глубже, вдоль позвонков. Глупости шептать и про одну на свете, израненную Любовь. Тоскливыми вечерами, сидя на грязных окраинах города, во что-то верить, а вместо сердца откровенные мечты….
Стерва ждала терпеливо, как турист в паспортном столе, когда ее новоявленная знакомая закончит свой монолог:
— Ты – предтеча, но не певица Солнца. Глашатай истины. Но истина заключена в самой Природе. В самой сущности любви, которой в сущности, нет. Жизнь – кладбище, любовь – могила. Идя по жизни, рано или поздно вырастает новая могила, и каким бы памятником её не украсили – простым деревянным крестом или мраморным постаментом – это всё, что от неё останется. Бессмертие любви – вещь скучная и нереальная. На могильной пыли, пропитанной остатками некогда любимых людей, бесконечно вырастают новые кресты. Всё дорогое, всё милое остаётся позади, а ты продолжаешь свой путь, осваивая новые земли, расширяя это кладбище. А где-то на других погостах покоится и моя могила, оставленная кем-то позади. Это же ведь круговорот любви в природе.
— Ты знаешь, я ведь про свои чувства никому не могу рассказывать.. Вернее, не хочу. Даже самой лучшей подруге. Я охраняю его в своей душе, боясь выпустить наружу. Хочу спрятать от всех, сберечь для себя. Но сейчас это уже не важно – она протянула флешку.
Стерва вставила её в USB – гнездо и включил ноутбук. Лицо осветилось синевой «Приветствия» Windows. Какое-то время она неотрывно смотрела на монитор, лишь глаза бегали по экрану, как — будто она смотрела на проходящий поезд. Потом оторвала указательный палец от мышки, потерла им переносицу: «Мда, сразу видно, что писано с любовью. И много тебе это помогло ? – Стерва вынула флешку и защёлкнула на ней крышку — Это такая же бессмыслица, что и ревновать гулящего мужчину, зная, что он не получает наслаждения с женщинами в полной мере, лишь собирает их как коллекцию… – она протянула флешку, постучав по ней пальцем.
— Так что не стучи в панцирь рака-отшельника – он не спит, ему просто в облом вылезать. Что он собственно и сделал.
— Даа… Он, действительно, укрылся от меня ложью… Обледенелое дерево в сугробе на вершине айсберга, плавающего у берегов Антарктиды. Боль разлуки всучила мне в руки бутылочку вина, заправленную жалостью, равнодушием и безудержным весельем. Я осушила бокал и только тогда мои длинногривые, ретивые мысли бесцветными рысаками перешли на шаг. Мне эти дни, мне эта Вечность обошлась в раскол души. Я обещала ему не пить и почти не пила, пьянила лишь тоска – она, вспомнив, долила вино по бокалам. Защищаясь от капель дождя снаружи, они компенсировали это попаданием капель вовнутрь. А вино-то кончилось…..Вита поянулась за сумочкой
— Не суетись, моя очередь – Стерва достала из бумажника хрустящие купюры
(12 июля 1час 20мин)
Никто не говорит о поражении так восторженно, как о битве при Ватерлоо. Да — да, именно о поражении Наполеона. Спросите, кто одержал победу над ним? Лишь небольшой Рой интеллектуальных Медведей скажет, что это был Веллингтон.
Тем временем, сверля желтым глазом, подкатил поезд. К подъехавшему составу подошла, пытающаяся быть стройной, толпа новобранцев. Будущие солдаты, пахнувшие недавно выпитой водкой и духами обнимавшей его девочки. Некоторые шли с неспрятанными улыбками недавнего оргазма. От кого-то пахло солёным горем солдата-новобранца, лишь от прапорщика разило селёдкой и одеколоном. Он зычно рыгнул. Это говорило о том, что ему чуждо всякого рода стеснение. От толпы отделился бритый громила. Сразу было видно, что он из деревни. Только неспешное существование на благодатном курском чернозёме могло взрастить такой баобаб. Несмотря на лысину, было видно, что парень рыжий. Даже в темноте можно было рассмотреть все его веснушки. Он вошел в кафешку, покачиваясь, как колокол на Пасху. Стерва окинула его опытным взглядом — это парень простой и чтобы он не сказал, он врать не станет. — Я парень простой и врать не стану — произнёс голос, свистящий выбитым зубом. Слова его были сухи и чипсами крошились во рту. – Девчонки,не в обиду, вы такие красавицы…А сейчас меня увозят на север. Вчера, соответственно, напровожались. До капли, до фильтра, до дыр в кармане… Хотя бы на пиво, а?
Он наклонился. От него разило дешёвым табаком, воняло, как из трубки Сталина, да и сам он был похож на прокуренного орангутанга.
— Видишь, как чудненько – Стерва глянул на Виту, – избавились от необходимости идти к стойке либо кликать спящего бармена. Доверительно сунула деньги в бездонную лапу новобранцу: — Давай, Шрек, возьмёшь себе сигарет, на остальные вина. И не дешевись. Протянула пустую бутылку «Инкермана» – это тебе для образца. Да не смотри ты так — пустая бутылка полнее полной, если подумать об этом наоборот. — Давай, одна нога здесь, другая в могиле…шучу. Поторопись.
Успеешь, значит разбавишь свою тоску и нашу компанию.
Вита встала и вышла из-за стола, направляясь в «дамскую комнату»
Стерва положила локти на столик, подперев кулачками щеки, и глядя на разношёрстную толпу новобранцев за стеклом, вспомнила:
Мы ремни стяжали без тепла и хлеба. А молясь на пашню, засевали небо. Карусель приказов. Петли на осинах. Мёртвому припарки, как слону дробина А на крышке цинка — матери бумага Доставай стаканы – помянём салагу А настанет праздник — вновь достань стаканы Месяц май проказник — дембель пьём до дна мы А кому-то дембель — замело метелью.
Водки на неделю, да на год похмелья.
Невдалеке, кто-то из ребят достал гитару. Аккорды струн, видавшей виды, обклеенной жвачными этикетками гитары, переливчато подплывали и просачивалась в дверные щели. Эта гитара была свидетельницей многочисленных застолий. Вторила в унисон многоголосью алкогольных разливающихся ручьёв, плакала и плясала, признавалась в любви и рыкала матерными словами о несчастной доли арестантов. Нередко была отброшена и слушала акапельную какофонию собравшихся «вокалистов». Не раз служила подушкой у задержавшихся на ночь гостей. И вот сейчас она переливалась в пальцах умелого гитариста, и ей самой хотелось плакать. Плакать под огрубевшими подушечками ещё детских пальцев, не державших автомат.
— Любой каприз за ваши деньги, мадмазель! – Лысый с неожиданной прытью притаранил поднос от стойки с немного офигевшим барменом.
— Откуда такие жутко банальные фразы? Уже успел опрокинуть 100 грамм пока мы отвернулись?- Стерва покрутила бутылку в руках, разглядывая этикетку. — Так чего не стал отмазываться от службы, воин? Постеснялся показать прыщик на заднице?
— Однако,шустер ты служивый – Вита дунула в полупустой фильтр сигаретки «Парламент».
— Ну, не забывай, что у тебя на заднице прыщ, а в душе тоска, но не посрами Русь – матушку. Отслужи, как надо, а мы уж за тебя тут помолимся – Стерва перекрестила вояку бокалом и затем звонко чокнулась в середине круга.
Лысый пил звучно, жадно глотая, как пьют парное молоко, деревенские мальчишки.– Фу,что за дрянь пьете, девчонки? Эх, прощай моя обоянская самогоночка — занюхнув рукавом, пробубнил он в куртку.
— Ты из Обояни? Это же столица гидроперита. А у вас там все девчонки миллированные ходят?- Вита, пьянея и хихикая, гнала свою, только ей одной известную пургу..
— Да у нас там знаете как здорово? Вот вчера… — и парень пустился в лабиринтно-блудные небылицы, умение рассказывать которых, всегда ценилось на Руси, потому что скрашивают будни. Неизвестно сколько прошло, но за это время он рассказал, как в детстве курил коровьи лепёшки, как на чьём-то дне рождении пукнул на зажигалку и пламенем зажёг все свечи на торте. Что и сегодня по пути в военкомат он познакомился с девушкой, и пообещал ей, что завтра они пойдут подавать заявление в ЗАГС. Так отвергать неизбежность судьбы мог только он. В это время «ароматический» прапорщик что-то скомандовал. Фирменный поезд «Курский Соловей» уже ждал своих новобранцев.
— Ну вот, теперь на твоей душе радость, а прыщик на заднице так и остался. Только стал ещё больше. Ну, ни пуха тебе! – Стерва помахала вслед рукой убегающему рекруту.
— Ни пера!!! – уже возле дверей прокричал паренёк
— Мда… Это он ещё не служил – Стерва повернулась к Вите. — А любовь почище армии вышибает мозги.
Прапорщик отряхнул шелуху с портупеи, вытянулся, как гусак, возомнивший себя командармом Ворошиловым: «По вагонам!!!» — щёлкнул голос жареными семечками. Недавние школьники, чьи-то сыновья, вобщем-то, хорошие люди, несущие миру добро, должны будут убивать плохих людей во благо человечества. А сейчас у них был последний человеческий шаг – это купить порнушные карты у глухонемых в поезде.
(12 июля 2часа 40мин)
Мой мозг — перекресток железных дорог. Я прочно запуталась в сетке ошибочных строк. Сегодня петля на плечах палача. А время не лечит. Ударом меча минута проходит за несколько лет,
Но ты мне купил обратный билет.
— Отпусти мне грехи! Я не помню молитв. Если хочешь — стихами грехи замолю, Объясни — Я ЛЮБЛЮ ОТТОГО, ЧТО БОЛИТ,
Или это болит, оттого, что люблю?
Шёлковая симфония рифмованных строчек … Ухо слушательницы и язык говорившей вновь сплелись в единое целое. В горле у Виты разрывалось дыхание, и она продолжала гон своей волны:
— Мне казалось, что я вольна в своих действиях, но оказалось, что хожу по начерченному кругу, как козлик вокруг колышка. Нить мне говорит, как идти, как падать, где смеяться, где плакать. Я не принадлежу себе. А он хлещет меня словами о любви.
Стерва нахмурилась, услышав вновь дистиллированную речь:
— Ты уже запарила своей любовью. Что ты дала ему в этой жизни? Обгрызанные стишки на английском, тоскливые письма, телефонные разговоры да нытье о том, как у тебя все плохо и как ты хочешь быть с ним? Забудь своего божественного поддонка. От любви, как от стаи комаров, чем больше отмахиваешься, тем она больше в голову лезет. Наливай! Тебе это уже не поможет, но хоть мне будет не так тошно слушать твои прилизанные речи
— Не божественный поддонок, а дьявольский умница – вспылила разгорячённая вином Вита. — его слова о великой силе правды, о том как это здорово когда ты веришь и доверяешь, недоумение, стоявшее в изменчиво-зеленых на солнце, как море, а в темноте как виски, глазах, губы, подрагивающие то ли в улыбке, то ли от нежности, которая исходила из каждой поры его сильного МУЖСКОГО тела — это первый ошеломляющий момент, ввергнувший меня изумление. Потом были изыски, их было много,а потом такой неожиданный, приезд…. …Все-таки жизнь удивительная вещь-она меняет человека с годами. Раньше я смотрела только на внешность. Теперь же я влюблена в его душу. Мы мыслим в одном направлении. Мы хотим одного. Даже коды наших банковских карт одинаковы…Один-ноль-один-ноль-один-ноль…И не подумай, что я гоню волну – мы и были на одной волне. Два серфенгиста.
Но рядом с ним я и впрямь чувствовала себя Женщиной как никогда, а иногда маленькой девочкой, ищущей опоры и защиты!!! С ним удивительно спокойно. С ним я была невесома — трава под ногами не проминается. Шёлковая река волос. Само небо пахло запахом его кожи. Само море. А я сидела на камушке, как русалка…
— Каждый бизон свою прерию хвалит. . Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…Только померли они давно. Ты ж такой судьбины себе не желаешь? А то нарвёшься – ужаснёшься.
— Твоё прямолинейное мышление вызывает ужас. Потому что у тебя кажется язва мозга. Даже то, чего он стесняется – все равно самое лучшее в мире. Единственный его недостаток то, что он не пробиваем под бронёй своего обаяния, неуязвим под холодными доспехами неприступности. И не в плане нынешних наших отношений, просто хочется вернуть его в прежнее, «юношеское состояние» до того, как он свернулся в ёжика. Хочется взять, распутать этот комок и дать ему понимание и ласку. А так у меня от него ничего не осталось, лишь скудные воспоминания, да несколько фоток… У меня до сих пор жжёт где-то справа на уровне сердца,как тогда, когда я выбрала его , но сейчас остаюсь с другим. Жалею ли я? Это был пластырь на ранке. Рано или поздно его нужно было снимать. С ним всю жизнь не проходишь. Рванула сразу, и в кровь. Не заживает на воздухе. Воздуха мало этой ране. То, что когда–то превратится в шрам. Шрам на всю жизнь — это понятно. Но он не затягивается, как будто соляным раствором подпитывается. Как будто невыливающиеся слёзы, изнутри выходят через этот порез. Сколько раз я срывалась, и наплевав на женскую гордость писала сама …
И подушечку пальца жжёт,того которым отправляю смс. Все это напоминает мне о нем.
— Отруби палец, чтобы не напоминал…
— Тогда отрубленный палец будет мне напоминать, что его рядом нет….
Вита давно понимала, что ничего не сможет объяснить этой чужой женщине. Той, кто уже давно отреклась от любви, отгородилась от неё земляным равнодушием, прикрылась работой, занятостью, всем, чем угодно, но только чтобы она не мешала ей жить. Вита встала и молча вышла на улицу. Дождь не мог смыть ее мысли, они бродили в голове, как забытое тесто: Дождь сверху – гейзер снизу. Дождь – бачок неба. Гейзер — слезы Земли. Паутины железных дорог – запутанные нервы без окончаний. Отсутствие присутствия любви… таких разбросанных мыслей не прощают даже в начальной школе. Она достала сигарету, последнюю в запретной пачке, осветила лицо зажигалкой и мысленно унеслась в то самое время, когда она был счастлива… Губами дышать сквозь кожу на позвонки и ждать… Искать в васильковом небе тень твоих глаз и ловить в свежей зелени запах твоих губ… Нежность… Неукротимая… Накатывает… Простым легким выдохом у шеи… «Люблю»… Твое эхо… «Люблю»…
Я — хрустальная струна. Зазвенела от прикосновений, и рассыпаюсь серебристыми осколками… «Лююююююююблюююю…..люблююююю»
— Ты плачешь?
– Недавно научилась, но невероятно в этом преуспела
— Странно, как это он не может понять тебя? Ты же, как на ладони, вывернута наизнанку, обнажена полностью. А ему нужны твои думы?…
— Только стерва с больным сердцем может так хорошо разбираться в людях. Так вот его сердце было спрятано даже не под белоснежный, а под белоледяной настил снега. Только этим он вылечил себя.
— Не тешь себя иллюзиями, он этим и не заболел. Этот медицинский бронежилет был для него как марлевая повязка от вируса любви. Так бывает — последняя матрёшка не открывается.
— Последняя? «Добрая» ты. Мне не хватает твоего равнодушия
– А не надо моего. Тебе и своего хватит. Ты знаешь, что мир бумеранжит? Ты ведь сама всех бросила ради него. И ведь есть мужчины, которые ради тебя способны на многое. И ты это знаешь.
— Я тебе повторяю, наше одиночество с ним выше, чище и лучше всего . Для меня нет никого дороже. Никто не нужен. Только он…
Мой город стал для меня героем. Он связан с Ним…. Этот город стал для меня существовать. Пусть он станет даже наказанием.
— Да…..Да, мне по фигу, что ты мне здесь всё говоришь. Но не нужно меня стебать за моё равнодушие. Ты мне никто. Поучись у Него. Бесконечное равнодушное вранье… А что может быть хуже равнодушного вранья?
На Стерву давила толи усталость бессонной ночи, толи вино будоражило кровь. Любовь жива, пока она смертна. Любовь смертна, пока она жива. А перед ней сидела «тень». Ей было жаль её….но резать нужно немедленно и по живому…А Вита? Её мучил один вопрос:
— Ответь, почему ты решила сегодня со мной остаться? Ведь сколько людей вокруг ходят, загораживают мне жизнь. А ты… ведь у тебя наверняка были свои дела. И пришла-то ты явно не ко мне. Почему ты сейчас со мной???
— Ты так ничего и не поняла? Ты – это я и есть. У меня два сердца. Одно чтобы гонять кровь, второе, чтобы любить. Так вот, с такой любовью я жить не хочу. Ты – это моё прошлое. Иди и умри. А я останусь. И пусть у меня не будет любви. Пусть у меня не будет ещё одного сердца. Иди и брось её под колёса. Время вывернет твои карманы наизнанку, дни, как фантики конфет, высыпятся в лужу. Сырые ночи будут моими спутниками. А ты иди. Иди и помни, твоя цена — одно смс, один звонок. Которого ты не заслужила.
(18 июня 4 часа 50мин)
ПУТЁМ РАССВЕТА
Рассвет ушёл. Безумный странник В тот день его мы провожали Забыв о том, что надо жалить,
Что чувство душу слишком ранит
Осталось место для сонета На сером мраморе могилы Смятений, занесённых илом Холодная ладонь спасенья, Кричим безумием весенним,
А вдруг и я – путём рассвета?
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЛЮБВИ:
…..( о любви либо хорошо, либо ничего)
Дождь давно закончился. Она сложила ноутбук. Когда – то здесь, в юности, с этого вокзал, она уезжала каждый год на море. Сначала с родителями, потом с подругами, потом с тем кого любила…теперь она провожала свою любовь. Кто-то разгружал здесь вагоны — она же разгрузила свои мысли. Они были куда тяжелей любого ж/д состава. Она была счастлива избавлением, радовалась жизни и утреннему пению птиц. «ПРОВОЖАЮЩИЕ ПАССАЖИРЫ, ПРОСИМ ВАС…» — эх, детство золотое!!! Молоко в треугольных пакетах. ГДР-овские переводки , фантики от «Дональдсов». Потом студенчество — штаны-милитари, стиль юнисекс (то ли мальчик, то ли девочка), ботинки-гриндерсы (вместо колечка с бриллиантиком на 20 лет у папы выпросила)… И лишь только женский голос на ж/д. вокзале остаётся неизменным: «ПРОВОЖАЮЩИЕ ПАССАЖИРЫ, ПРОСИМ ВАС ПОКИНУТЬ ВАГОНЫ»… Она проводила. И Он покинул этот вагон. Раздался гудок паровоза, удар. Толи удар молнии, толи…..шум шмякающих, разгоняющихся колес. … но она уже ничего не видела. Она был внутри здания. Шла по подземелью вокзала, как через чистилище, избавляясь и обновляясь. Она поднялся из подземелья по порожкам. Разум победил над Сердцем. Она поднялась и стала выше. Стала такой же, как и Он. Теперь она будет спокойнее созерцать мир, замечая, кроме Него, красоту и краски вокруг. Она вышла, свежая, как весеннее утро в 4 часа утра. Вышла в яркие лучи солнца, обновлённая и счастливая. Лето и она остались вдвоём. Она и Лето шли, подминая ногами рассвет. Солнце, рождённое умирающей ночью, выпрыгнуло из горизонта, плюхнулось на макушки деревьев и непослушным колобком, покатилось за лес. Отошедшие воды легли бусинками росы. Туман в низине Боевки рассеивался без следа.
Город просыпался. Машины кричат клаксонами, курят глушителями, сверкают металликом. Фиолетовые заправки сверкают на обочинах.. . Бензиновые пузыри цветной гуашью лопаются в лужах. И всё вокруг было цветным. Радуга пылает в небе, как разноцветное обручальное кольцо. Жизнь продолжалась…
Несчастливый Дом встретил Ее счастливой подковой возле двери. Комната показалась более светлой, даже при задёрнутых шторах. Солнечный луч, ворвавшийся сквозь занавески, жёлтой занозой резанул глаз. Она запахнул штору. Золотая стрела выпала из глаза. Усталой походкой она направилась в ванную комнату. Было настолько мерзко, что она неистово тёрла себя мочалкой под душем. Была бы такая мочалка, которой можно было бы оттереть всю грязь со своей души. И остаться чистой. Такой, какой была лет двенадцать назад.
А может просто нужно называть по Его имени младенца, который когда-нибудь да родиться? Малыш ни в чём не виноват. И родить его в понедельник в начале месяца. И не верить Андрею Миронову. Помни, все хорошие дела начинаются в понедельник.
А вот он и настал. Настал понедельник – этот новорождённый первенец недели, прокрался вдоль воскресного загула, прошёл на цыпочках по столу. Она встала. На столе стояла закрытая бутылка «Мартини»…Выпить или нет? И опять 2 выхода: спасёт оно, или убьёт. Меньше всего она сейчас думала об этом. Она ещё больше почувствовал себя свободной. Подошла к компьютеру и на сайте написала ему и себе сообщение, как наставление:
Я Л Ю Б Л Ю Т Е Б Я, Ж И З Н Ь !!!
Посидев еще немного хотела написать что-нибудь очень красивое на турецком. Но не вспомнилось ничего. Рука дрогнула…И вдруг звук входящего…
I love you Vita….I love you !
….. и сладко защемило сердце….
»