С М. мы встретились у станции метро «Арбатска». Ничего умнее он не придумал, как взять с собой переводчика. — Ведь нам хочется поговорить, а наши познания в языках так скудны, — перевел мне парень слова М. Так мы и гуляли втроем – я, М. и переводчик с длинным замысловатым именем, которое я тут же и позабыла, а переспрашивать нашла не приличным. Прогулялись по Арбату, Старому и Новому. Посидели в Спорт-баре. Выяснилось, что М. терпеть не может японскую кухню, которую я просто обожаю, не смотря на то, что то, что готовят в Москве японской кухней назвать очень сложно. Заглянули в атмосферную французскую кофейню, выпили по чашечке кофе и съели по парочке восхитительно-вкусных пирожных. Говорили мы мало, переводчик был лишним. К тому же очень сложно общаться через третье лицо, как ни старалась я абстрагироваться и воспринимать его слова, лишь как фразы М., тем не менее, чаще смотрела на него. Настроение как-то совсем испортилось, и прогу! лка получилась вымученной, с налетом грусти. Очень хотелось домой. Лечь в горячую ванну и раствориться в воде, да так, чтобы впитаться в стенки эмалированной емкости. Чтобы большим пальцем ноги закупоривать кран с водой. Добавить ароматических масел. Свечи зажечь, в конце концов. И бокал вина, а лучше два. И легкую музыку. Любимый Portishead, например. И дело было не в погоде, и не в М., и, даже, не в переводчике. Просто, как-то так случилось. Я много думала, о том воодушевлении, что охватило, когда я узнала, что он летит, когда мы сидели друг напротив друга и улыбались, когда танцевали или, когда он пожимал мне руку, лишь слегка касаясь пальцев. Думала о том, какие перемены это может принести, и так ли мне они нужны. Перемены. Нет, скорее нет, чем да. Я не трус, нет-нет. Я выросла. И не стану больше менять страну, как делала дважды. Мне нравится мой образ жизни, мне нравится, что даже моя работа подстроена под меня. Нравится, что я могу бить баклуши, когда у меня именно т! акое внутреннее состояние, нравится, что моменты аврала совпадают именно с тем настроем, когда готова творить, горы ворочать, нравится место, в котором живу, нравится вид из окна, дорога домой через парк, нравится, что подняв голову я вижу пролетающие в небе самолеты, а не звезды. Нравится консьержа, что улыбается всякий раз, как мы входим в подъезд. Нравится дочкина школа и ее первая учительница, нравится, что семья моя совсем рядом, нравится сидеть с ними вечерами, потягивать вино и вести длинные пространные разговоры. М. нравится мне гораздо меньше. И никогда я не променяю мою нынешнюю жизнь на что-то неизвестное, на другую страну, другую культуру, другую веру, другой город, даже если море будет плескаться у крыльца моего дома и на день рождения мне подарят Порше. Мы переместились в Нескучный Сад, правда, перед этим я все же провела им экскурсию по местам боевой славы и долго рассказывала о Кремле, о том, что едва не в каждом древнем городе имеется свой Кремль, рассказала о Ленине, коммунистическом строе, об огромном СССР, о Горбачев! е и путче в 1992 году. О малиновых пиджаках, о смене приоритетов и ценностей. Мы бросили по монетке. Неряшливо одетые мужчина и женщина тут же их подобрали. — Теперь что мое желание не сбудется? – спросил М. через переводчика. — Сбудется, монетка ведь успела упасть, — рассмеялась я. Гуляя по Нескучному Саду, я думала не о тех, кто шел рядом, а о своей первой любви, о том, как мы сидели на деревянном помосте ночью, пристроившись на прогретых за день деревянных досках, пили дорогущее французское вино и говорили о Сартре. В то время я была им увлечена без меры, а Илия терпеть его не мог, называя занудным и скучным. И спорили до хрипоты. А потом, запив спор вином, целовались, пока не наступил рассвет, и Москва-река не окрасилась в светло-розовые оттенки, и казалось, что это не грязная река в центре мегаполиса, а волшебная речка, исполняющая любые желания. М. не задавал мне лишних вопросов, а, так же как и я пинал желтые и красные опавшие листья носками туфле! й и был погружен в собственные мысли не меньше моего. Лишь переводчик не находил себе места от невостребованности, видимо, и то и дело выдергивал нас из глубин замечаниями касательно того, что было вокруг. — Мне не нравится Москва, — сказал М. и, подобрав кленовый лист, стал рассматривать прожилки на свет. — Почему? – спросила я из вежливости, хотя ответ был ясен – вместо моря у крыльца грязная река. — Люди. Смурые. Холодые. Смотрят под ноги. Никто не улыбается. Все озабоченны, озадаченны. Словно и не мир вокруг, а ямы с копьями – оступился, и нет тебя, — М хмурит брови и внимательно наблюд
ает за переводчиком, пока тот вещает, кивает утвердительно. — Как же ты, верно, подметил, М. – улыбаюсь я, — ты прочувствовал город с первого раза. Увидел его именно таким и другим он для тебя не будет. Для меня же он иной – город который поздно ложиться и поздно встает, город в котором я не испытываю страха, город, в котором ритм жизни ощущается как нигде больше, город в котором твои сны такие же яркие и быстрые, как и твои дни, горо! д в котором ты даже обедаешь наспех, чтобы успеть все. Город в котором миллионы людей, и ты среди них один. Город, в котором, поймав случайно одиночество, ты крепко держишь его за хвост, чтобы хоть иногда насладиться им. Город в котором шум моря заменяет шум в метро, город в котором, сидя на лавке, на любой оживленной станции метро голова кружиться уже через десять минут от количества проходящих людей. Город, в котором никто не судит, потому что все равно. — Я бы не смог так жить. Это не мое. Я люблю море и размеренную жизнь. Люблю вставать рано. Завтракать в тишине пустой фабрики. Люблю призыв к совершению намаза, 5 раз в день. И пусть я не делаю этого, но мне нравится ощущать себя причастным. Честно, я жду, пока вернусь домой. И, думаю, что больше не хочу приезжать в Москву. Мне она не нравится. Ты, правда, не стала бы уезжать от сюда? — Правда, — кивнула я, — это мой дом. М. вздохнул и вручил, улыбаясь, букет из кленовых листьев, который успел собрать, ! пока мы гуляли. — Но тебе ведь понравилось в Стамбуле? Приезжай в гости в любой момент, когда захочешь, я покажу тебе красивые места и расскажу много интересного, — М. взял меня за руку и заглянул в глаза, — Приедешь? — Приеду, — глаза мои улыбались, — М., не забывай, меня никто не отстранял от работы со Стамбулом. — А мой русский станет еще лучше! – смеется.
— Особенно с переводчиком, — парирую я, — как, в прочем, и мой турецкий.
Мы расстаемся легко, на светлой ноте, обмениваясь легкими полуулыбками, слегка касаясь ладоней друг друга, мы обнимаемся как старые добрые друзья, я целую М. в щеку, он улыбается и целует тыльную сторону моей ладони. М. садится в машину и уезжает, а я, сжимая в руках маленький букет из кленовых листьев, иду по шумному проспекту, глубоко вдыхая влажный густой воздух.
»