Все-таки не могу не написать об этом. Боюсь забыть такое. В первый раз за последние семь лет я почувствовала, что живу. Были в Кемере с подругой Машей и нашими детьми. Он подошел к нам за ужином, попросил разрешения сесть за один столик. 44 года, адвокат из Истанбула, приехал на конференцию. Немолодой. Очень породистый. Разговаривал в основном с моей подругой, по-русски, разумеется, не знал ни слова. Понравился звук голоса. Он все поглядывал на меня. Было приятно ощущать его взгляд, как-то он не смущал, и в то же время был приятен. Видно, что не отдыхающий. Абсолютно незагорелая кожа, даже и не смуглая. Темно-русые волосы – у турка! Имя я не запомнила. Только эти взгляды, которые не давали вдуматься в английскую речь. Вечером пошли в бар. Все совершенно ясно. Причем без хватаний за коленки, за руки, без комплиментов, без связного разговора. Внутри очень тепло и спокойно. Подруга говорит: перевод вам уже не нужен, я спать пошла. Идем прогуляться – конечно, на пирс, куда же еще. Конечно, на этом пирсе он меня целует, причем слишком напористо и активно, я так не люблю. Трогает меня, трогает шею, прижимает – уже лучше. Он хорошо пахнет. Голова по-прежнему совершенно спокойная. Go to room? Ни фига себе. Какое неприличное предложение. Отказываться и в мыслях нет. Стесняет невозможность пошутить, поговорить, думаю, что его тоже. Он же адвокат, язык у него хорошо подвешен… Пожимаю плечами, и мы движемся в направлении отеля. Молча. Номер точно такой же как у меня. С огромной кроватью. Понимаю, что языковой барьер исчез. Не помню, сколько это продолжалось. Не помню, как он вошел в меня. В мыслях не было остановить его. Никакого смущения, полная уверенность в том, что иначе не может быть. Только так. Только с ним. Прямо сейчас. Сердце пылает. Все настолько легко, правильно и красиво, что ли… Вместе сходим с ума до тех пор, пока не начинают кричать петухи. Русские 20летние парни могли бы позавидовать такой мужской силе. В жизни такого не видела, а мужики у меня были разные. И опыт тоже конечно присутствует…И очень много эмоций… …На следующий день, как объяснила подруга из их первого разговора, приехали его друзья и коллеги из Истанбула. Он не звонил, не приходил, и я его не видела. Очень ждала…После обеда мы с ребенком спустились к бару за мороженым. Я свернула к стойке взять вина, и – вот он, пожалуйста, стоит с милой улыбкой. Если честно, от сердца отлегло. Все хорошо. Ему тоже было хорошо. И он даже назначает встречу в одиннадцать. Только вот его друзья приехали, и он должен все время быть с ними. Да хер с ними, с друзьями! Йес, конечно, в одиннадцать так в одиннадцать. Я думаю о тебе все время, весело говорю я по-английски. Ты плохой, не звонишь, я не вижу тебя нигде! Я не знаю, что я должна думать! Улыбается, зараза, довольный. Сердце сходит с ума. По моей реакции, которую я не особенно стараюсь скрыть, видит, что он понравился и я хочу продолжения банкета. Главное не напиться, думаю я. Я хочу быть трезвой, чтобы повторить все более вдумчиво и лучше запомнить. Сердце сходит с ума. Считаю часы, не зная как заполнить шесть часов. Не могу есть. Пить себе не разрешаю. Гуляю, глупо улыбаюсь. Только сильный наркотик может дать такое состояние, и то при первом употреблении. Одиннадцать. Иду прогуляться с сыном к пирсу в коктейльном платье и охренительных босоножках. Как только поворачиваем обратно – идет навстречу моя адвокатура, весь сияет. Ест меня глазами, подходит вплотную и уточняет насчет одиннадцати. Между нами как электрическая дуга. Если бы не долбанные друзья… Подруга говорит: да не ходите вы гулять, идите сразу в номер! Я отвечаю что-то вроде того что так бездарно тратить время никто и не собирался. Лифт. Я просто обнимаю его и вдыхаю запах. Он что-то говорит по английски, я начинаю тоже что-то лопотать, да в общем какая разница. Запах этого мужчины заполняет мои легкие, проникает в головной мозг и видимо, полностью парализует способность мыслить. Начинаю понимать, что дело-то было не в коньяке. Мы идем на балкон покурить. Через две затяжки он подходит ко мне сзади, и сразу перестает существовать вкусная крепкая сигарета, теплая турецкая ночь, полная луна, сосны и красивейшая гора Кемера. Остается только прижавшееся ко мне сзади тело. Я готова принять его в себя еще с нашей встречи на пирсе, но ведь я хотела не спешить! Я прошу: speak with me in English. Вместо того чтобы говорить по-английски, он начинает целовать меня всю, сначала в губы – чувствуя, как я хочу – осторожно, только губами, очень нежно, и мы улыбаемся друг другу губы в губы. Какого цвета твои глаза? Спрашива
ю я. Green. Я говорю – как у меня! No, your eyes blue. Днем разглядел? Чувствую нежность. Начинает целовать меня и все время говорит по-английски, до меня с трудом доходит, что он так истолковал «поговорить по-английски». You so sweet… You so sexy… I want to fuck you … I love it…I like you…таким голосом… я не испытывала потребности в оргазме, просто находилась в каком-то измененном состоянии. Как будто оргазм длился несколько часов. Потом он говорит, что ему надо вернуться к друзьям. Я говорю – ебаные друзья, хуй бы с ними. Он не понимает, и я сочно матерю его друзей прямо в его непонимающее лицо. Просто очень не хочется уходить. Tomorrow my last day –говорю я, и выясняется, что у него тоже last day. Ведет меня в мой номер. Tomorrow…Последний день я жду невыносимо. Я везде ищу его глазами. Заставляю себя есть, чтобы не трястись от слабости, время тянется так медленно …Вечером сидим в баре, спиной чувствую, как он бухает с коллегами-партнерами-друзьями, которые видимо не должны даже подозревать о его связях. Точнее, коллеги-партнеры-друзья бухают и орут, а он все курит, как говорит подруга, сидящая к ним специально лицом. Не подходит. Полдвенадцатого Машка хочет идти спать, я говорю: я с тобой. Навязываться ни за что не буду! Заходим в вестибюль, Машка говорит: он за тобой следил. Даже голову повернул. Тут он нас и догнал. Меня отпустило так, что тепло разлилось по телу и я перестала чувствовать что-либо. Я говорю: I want sleep. Так убежденно говорю. Realy? Правильно не веришь. Конечно, нет. Ты тоже не будешь навязываться, поэтому я сразу пойду с тобой. Я так боюсь потерять эту ночь, что сейчас потеряю сознание. Все это я подумала и сказала: no. Я не хочу спать. Тогда турок сказал: у меня в номере для тебя есть роза. Вот дальше я помню как-то хуже всего. много, много секса с перерывами на нежность. Временами меня так трясло от возбуждения, он даже спросил: you ok? Конечно да. У него был такой взрыв эмоций! я настолько принимала полностью, просто растворялась в его страсти, что мне доставляло наслаждение все то же что доставляло кайф ему. И неизвестно, кому было лучше. Наверное, все же больше эмоций было у меня. Около номера он говорит: спасибо. Я с третьей попытки – тешекюр. Я говорю: go! Я больше не могу. Не хотелось мне плакать и виснуть у него на шее. Я же уже взрослая, умная тетя. И он ушел. Я закрыла за собой дверь, прислонилась к ней и впала в ступор… …Он видимо уехал рано утром, и больше я его не видела. Так и не запомнила, как его зовут. Осталась только роза. Когда вечером мы с Машей и детьми летели на самолете, я совсем не боялась. Мы летели в ночи, над миллионами огней на земле… Я еще чувствовала его запах и вкус. Слышала его голос. Помнила, какие на ощупь его кожа и волосы. И при взлете, и при посадке. Только его прикосновения. Все, кроме моего физического тела, еще было рядом с ним. И я подумала: если сейчас самолет разобьется, лучшего момента для моей смерти и лучшей смерти нельзя и придумать.
С тех пор я не боюсь самолетов.
»