Четыре года назад, в канун 2010 года, в Стамбуле, в районе остановки трамвая Топкапы ( Пушечные ворота) на месте самых ожесточенных боев, которые были 29 мая 1453 года, когда после 53 дней осады Константинополя турки во главе с султаном Мехметом (Фатихом) завоевали этот Великий Город, в присутствии премьер министра Р. Эрдогана, открылся большой музей-панорама. Панорама занимает площадь в 3000 м2 и на картине осады крепостных стен, которая разворачивается по кругу, включая лагерь османов напротив, прописано 10 000 фигур. Несколько дней назад я с сыном приехала в этот музей. Конечно, он впечатляет. Грандиозная панорама, помимо визуального ряда, дополняется звуками старых османских маршей и звуками артиллерийской канонады, разрывами снарядов и криками осаждающих и защитников Города. На переднем плане лежат стволы пушек тех времен, оружие и амуниция. Небо заволакивают клубы дыма, под ударами пушек разрушаются стены города, из-за которых на нападающих летит «греческий огонь».
Это действительно очень интересный музей, помимо всего прочего выполняющий функцию патриотического воспитания турецких граждан. Это один из основных эпизодов истории османской империи, которым они по праву гордятся. Но я не турчанка, и в глубине моего сердца, при всей моей любви к Стамбулу, я никогда не забываю, что он — Константинополь, Царьград, как называли его на Руси. Великий город Великой православной империи, который остался в истории. Он,как в дымке, проступает сквозь реалии Стамбула, вызывая щемящую ностальгию и все дальше и дальше скрываясь в толще веков и в огнях современного мегаполиса. И когда я стояла там,да, у меня щипало в глазах. И поэтому я расскажу вам про этот день, 29 мая 1453 года, не как рассказывает турецкий гид, а со своей «колокольни».
…Осада продолжалась уже 7 недель, с пятницы пасхальной недели 6 апреля. Все это время менее чем 7000 защитников Города, включая греческих монахов и добровольцев итальянцев из Византии и Генуи, которых возглавил генуэзец Джустиниани, противостояли в условиях почти полной блокады с моря и суши более чем 100 тысячной армии султана Мехмета. Колония генуэзцев в Пера по берегу Золотого Рога объявила о своем нейтралитете, не собираясь рисковать своими жизнями и надеясь на дальнейшие торговые преференции со стороны султана, практически всю двухмесячную осаду оказывая помощь туркам.
Читать далее
Но и в лагере противника царили пессимистические настроения – не смотря на нехватку продовольствия и оружия, на постоянные разрушения стен от мощной артиллерии и огромной монструозной пушки Урбана, за 50 дней ни один турецкий солдат так и не смог проникнуть за эти стены. Моряки султана потерпели позорные неудачи. На суше тоже не была одержана ни одна победа…
В пятницу 25 мая через парламентеров состоялись переговоры. Турки согласны были снять осаду, получив абсолютно неподъемную для Константинополя дань в 100 тысяч золотых византинов. Отдавать город без борьбы его защитники, даже уже окончательно осознав, что помощи из Европы не будет, не желали. Император Константин готов был отдать все, чем он владеет, кроме Города. А этот Город и был по сути всем, чем он владел…Тогда султан ответил, что единственный выбор, который остается грекам, это или сдать город, или умереть, или перейти в ислам.
Всю пятницу и субботу шла ожесточенная бомбардировка сухопутных стен. Как и раньше, защитники успевали заделывать все пробитые бреши и разрушенные участки бревнами и бочками с землей. Руководивший восстановительными работами Джустиниани был легко ранен осколком снаряда. Но до наступления темноты он вернулся на свой пост. 27 мая султан объехал войска, объявляя о скором решающем штурме. Глашатаи объявили, что, согласно законам ислама, борцам за веру город будет отдан на полное разграбление на три дня. Стоявшие на городских стенах слышали ликующие возгласы мусульман: « Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его» В ночь на 28 мая, как и во все предыдущие, огни и факелы освещали толпы турок, которые несли материалы для заполнения рва и подтаскивали к стенам горы боеприпасов и оружия. В эту ночь они работали с особым воодушевлением, под звуки барабанов, флейт, лютней и дудок, с песнями османских маршей…Огни были настолько яркими, что у осажденных горожан мелькнула надежда, не загорелся ли турецкий лагерь, но когда они поспешили на стены и поняли истинную причину этого зарева, им оставалось только молиться…В полночь огни неожиданно погасли. Султан объявил понедельник днем отдыха и покаяния, назначив вторник днем решительного штурма. Сам он провел этот день, отдавая последние приказания и объезжая лагерь вокруг крепостных стен.
Весь день за стенами Города царила странная тишина. Молчали все пушки…Все уже знали, что час последнего испытания настал….Накануне среди осажденных царило нервное напряжение, усугубленное разладами между греками и итальянцами. Дети и женщины генуэзцев проживали в безопасной Пере, а греки понимали, какая участь ждет их детей и женщин, оставшихся внутри крепостных стен…Между Джустиниани и мега Дукой Нотарасом возникали тактические споры по обороне, которые разрешал вконец измотанный император Константин.
Но в понедельник и солдаты, и горожане забыли свои распри, и по городу двинулась огромная процессия. В противоположность тишине турецкого лагеря, в городе зазвонили колокола многочисленных православных храмов, забили била, из церквей и монастырей с иконами и хоругвями двинулся крестный ход вдоль крепостных стен, останавливаясь рядом с наиболее разрушенными и заделанными брешами. Над городом последний раз неслись христианские гимны и хором повторяемое «Кирие элейсон» — Господи, помилуй…Император вышел из дворца, чтобы присоединиться к процессии, в которой шли греки и итальянцы, православные и католики…После окончания крестного хода император выступил последний раз перед военачальниками и знатными горожанами. Своим подданным он напомнил, что каждый должен быть готов умереть за свою веру, родину, семью и государя, ныне же надо приготовиться к смерти за все это, вместе взятое. Он благодарил итальянцев за помощь, он просил всех не страшиться многочисленности врага.С Божьей помощью они победят. Император медленно обошел весь зал, прося каждого простить его, если когда-либо причинил ему обиду. Все последовали его примеру, обнимая друг друга, как делают те, кто готовится к смерти…. День клонился к закату. Толпы людей стекались к собору Святой Софии. Почти все, кто был в городе, за исключением оставшихся на стенах, собрались на это богослужение – моление о заступничестве. За пять месяцев до этого дня ни один строгий ревнитель православия не переступал порога Святой Софии, не желая участвовать в святой литургии, оскверненной латинянами. Но в этот вечер весь народ собрался тут на последнюю исповедь и Святое Причастие, не разбирая, кто служит, православный или католический священник. Вместе с греками здесь были итальянцы и каталонцы. Золотые мозаики святых и императоров мерцали при свете огней тысячи лампад, заходящее краснеющее солнце заливало огромное пространство храма золотым свечением, по которому в праздничных облачениях двигались сотни священников под величественные аккорды и песнопения последней в этих стенах христианской литургии…Это был момент, когда в Константинополе действительно объединилась Восточная и Западная христианская церковь, первый раз перед лицом смертельной опасности, и последний раз…. Солнце клонилось к западу и светило прямо в глаза стоявшим на стенах, почти ослепляя их . В этот час турецкий лагерь пришел в движение.…Поздно вечером из дворца в великий храм прибыл император, чтобы исповедаться перед Богом. Защитники города, пройдя через внутреннюю стену, заняли свои места на внешней стене. После этого был отдан приказ закрыть за ними ворота внутренней стены, отрезав все пути к отступлению. После причастия император проехал последний раз вдоль всей сухопутной стены, чтобы еще раз убедиться, что все ворота внутренней стены на запоре. Солнце село. В стане турков начался шум – они перетаскивали орудия через засыпанный ров. По Золотому Рогу в направлении к городу были видны огни турецких кораблей. Час сражения приближался. Примерно в половине второго ночи султан решил, что все приготовления закончены, и отдал приказ начать штурм. Осажденных оглушил внезапно раздавшийся страшный шум. Турецкие войска ринулись на приступ по всей линии стен, издавая воинственные крики, под грохот барабанов, звуки труб и флейт. На церквях поблизости от стен ударили в колокола и этот тревожный набат быстро охватил весь город. Собравшиеся в храме Святой Софии дети, женщины и старики поняли, что битва началась…Некоторые женщины бросились к стенам таскать камни, бревна и воду для сражающихся. Другие собрались в церквях, молились и ждали. Многие помнили старинное предсказание, что, даже если нечестивые приблизятся к священному зданию, Ангел Божий поразит их огненным мечом и изгонит. На стенах же было не до молитв. Для изматывания осажденных султан сначала послал вперед нерегулярные войска – башибузуков.Их было много тысяч – наемных искателей приключений из разных стран, большинство же из христианских стран, готовых сражаться против своих единоверцев за жалование. Их снабдили большим количеством приставных лестниц, большинство имели при себе собственное оружие – ятаган, пращу, лук, некоторые даже аркебузы. А позади башибузуков Мехмед поставил военную полицию с плетьми и дубинками, а за ней янычарскую гвардию. Если какой-нибудь струсивший башибузук и прорвался бы сквозь полицию, янычары прикончили бы его своими ятаганами. Атака башибузуков осуществлялась вдоль всей линии стен, но только на сухо
путных участках она была угрожающей. Башибузуки держались, раз за разом приставляя к стенам лестницы и взбираясь на них, чтобы снова и снова быть сброшенными вниз под градом камней. Но отступать им было некуда – позади стоял «заград. отряд». Через два часа Мехмед приказал им отступить. Свою задачу они выполнили, измотав противника. Некоторые из христиан надеялись, что это была единичная атака, после которой удастся отдохнуть. Но тут сразу началась вторая атака, едва осажденные успели выровнять свои ряды и заменить бреши новыми бочками с землей. Войска анатолийских турок лавиной ринулись в долину. Одновременно ударили пушки, в том числе и пушка Урбана. Эти части были хорошо вооружены и дисциплинированны. Преданные мусульмане домогались славы первыми ворваться в город христиан. Они упорно штурмовали стены, дым от пушек и факелов заволакивал и без того неяркий свет луны. Но когда за час до рассвета и эта вторая атака начала захлебываться, огромное ядро пушки Урбана смело заграждение на протяжении многих ярдов, в небо взвились комья земли и камни, черный пороховой дым ослепил осажденных. В пролом стены бросились сотни три анатолийцев с криками, что город их. Христиане во главе с императором окружили их, частью перебили, частью сбросив обратно в ров. Атакующие были отозваны назад на свои позиции, с победными возгласами защитники принялись восстанавливать разрушенное заграждение. На других участках атаки турков тоже не были успешными. На Мраморном море корабли не смогли подойти ближе к берегу. Десантные группы были отброшены оборонявшими этот участок монахами. Вдоль Золотого Рога турки ограничились отвлекающими маневрами, не предприняв попытки атаковать. Султан был разгневан неудачей анатолийцев, по свидетельству очевидцев, хотя, возможно, что он и предназначал их, как и башибузуков, для изматывания сил противника. Но султан волновался – оставались янычары, если и они его бы подвели, вряд ли стало бы возможным продолжать осаду. Без передышки для осаждавших на них снова обрушились грады камней, стрел, копий и снарядов. В бой пошла гвардия янычар. Они не неслись по долине, они приближались в образцовом порядке, сдвоенной колонной. Боевая музыка османов была такой громкой, что ее звуки сквозь пушечный грохот были слышны по другую сторону Босфора. Мехмед сам довел их до рва, а они маршировали мимо него. Волна за волной эти прекрасно обученные и вооруженные колонны, защищенные доспехами, без паники бросались на заграждение, каждая новая волна прокладывала путь следующей. Христиане были уже истощены. Они сражались без перерыва четыре часа. Но они бились отчаянно, уже врукопашную, позади них в городе гудели колокола. Прошло около часа. А янычары так и не продвинулись. Христианам стало казаться, что их натиск ослабевает. Скоро должно было взойти солнце. НО… В самом углу влахернской стены, недалеко от места соединения со стеной Феодосия, находилась потайная дверь для вылазок – Керкопорта. В апреле перед началом осады об этой двери снова вспомнили и стали открывать для вылазок во вражеский фланг. Но после очередной вылазки эту дверцу забыли закрыть. Несколько нападавших янычар заметили, что дверь не заперта, и туда прорвался передовой отряд примерно из 50 человек. Они оказались во внутреннем дворе перед внутренними стенами. Находившиеся со стороны внешних стен защитники бросились назад, чтобы закрыть дверь и перебить этот отряд. Но тут выпущенная из пищали с близкого расстояния пуля пробила латы Джустиниани и ранила его в грудь. Он попросил своих людей вывести его из сражения, бившегося рядом императора стали просить дать ключ от ворот во внутренней стене. Император поспешил к раненому, заклиная его не покидать своего поста, но он настаивал, чтобы его унесли. Когда люди Джустиниани увидели, что их командира выносят через открытые ворота внутренних стен, началась паника. Генуэзцы бросились к воротам, император и греки остались одни. Эта паника не укрылась от глаз султана. С криком «Город наш!» он послал в бой новый отряд янычар во главе с великаном Хасаном. Хасан первым взобрался на ограждение, за ним ринулись еще 30 янычар. Греки бросились в контратаку. Камнем был сбит с ног и убит Хасан и еще 17 человек. Но остальные удерживали позицию, а к ним присоединялись все новые и новые янычары. Греки упорно сопротивлялись, но были прижаты ко внутренней стене и падали во внутренний ров, откуда под градом пуль и стрел было тяжело выбраться. Янычары достигли внутренней стены и взобрались на нее. А на башне над Керкопортой уже разв
евался красный турецкий флаг. Раздался громкий вопль «Город взят!!!» Император бросился к Керкопорте. В начавшемся смятении было невозможно закрыть ворота. Турки валом повалили через них. Константин развернул коня и галопом помчался назад, к пробитой бреши. Рядом с ним были рыцарь дон Франциско из Толедо, утверждавший, что он кузен императора, его двоюродный брат Феофил Палеолог и верный друг по оружию Иоанн Далматас. Они спешились и вчетвером некоторое время защищали ворота, через которые до этого унесли Джустиниани. В ворота уже ломились солдаты-христиане, пытавшиеся спастись от наседающих янычар. Феофил рванулся в самую гущу врага и исчез в этой людской мясорубке. Сам Константин не имел никакого желания пережить погибающую империю. Он скинул с себя знаки императорской власти и вместе с доном Франциско и Иоанном Далматосом, кинулся вслед за Феофилом в ряды янычар.. Больше их никто не видел… Крики о том, что Город взят, с криком прокатились по улицам. С Золотого Рога были видны флаги турков на противоположных западных стенах. На восточных стенах где -то продолжали еще отчаянно драться, а где- то открывали ворота. Со стороны Мраморного моря защитники сдались в надежде на пощаду домов и церквей от грабежа. Защитники западных стен еще держались, но через пробитые бреши турки прорывались тысячами и лавиной разливались по улицам Города. Когда первые отряды янычар прорвались через Керкопорту, едва светало. Когда бледная луна еще стояла в небе, султан Мехмет сам отправился осмотреть брешь, через которую произошел прорыв. Однако свой триумфальный въезд в город он отложил до вечера, когда разгул резни и грабежа должен был уже стихнуть. А пока что он вернулся в свой шатер, где принял делегации испуганных торговцев Перы…. После этого султан послал на поиски тела императора Константина. Было отмыто множество трупов и отрубленных турками голов с целью опознать императора. В конце концов было найдено тело без головы в носках с вышитыми орлами, та же эмблема была выбита и на ножных латах. Решили, что это император, и султан отдал его грекам для погребения. Могила последнего императора осталась неизвестной, хотя в последующие века богомольцам показывали безымянную могилу в районе Вефа как место погребения императора, прославленного греческой церковью в лике святых.
Султан Мехмед Фатих был удовлетворен тем, что император Константин мертв: отныне он был не только султаном, но и властителем и наследником Великой Римской империи…